В этот день следопыты шли до полного изнеможения. Внизу у их ног ревел расходившийся океан, а вверху нависало угрюмое облачное небо. Голые скалы, изъеденные ветрами и волнами, падали вниз крутыми обрывами. Унылая, безрадостная картина. Вокруг не было ни одного живого существа, но это место когда-то посещалось человеком: на одном из прибрежных уступов охотники увидели остатки большого костра. Зола и угли были унесены бурями, но груда головешек лежала на месте. Тут же валялись консервные жестянки с иностранными этикетками, несколько стреляных гильз и рукоятка сломанного карманного ножа. Сомнений не было: здесь был привал норвежцев. Но для одного из них эта остановка была последней, — в костре было много полусгоревших костей. Круглый белый череп, жутко смотревший на путешественников пустыми глазными впадинами, красноречиво говорил кому принадлежат эти кости. Тут был сожжен человек…
Это было очень странно. Конечно, мало ли что могло случиться: голод, болезнь, неудачная схватка с белым медведем, наконец просто одна из тех многочисленных случайностей, которые делают жизнь человека в этих местах хрупкой игрушкой. Так или иначе один из путешественников погиб, но что значит этот полусгоревший скелет? Для чего человек был сожжен на костре? Тот, кто остался в живых, мог схоронить своего несчастного товарища в камнях, как это обычно делается в таких случаях. Это было тем более необъяснимо, что сжигание трупа в этих местах — дело не легкое. Ни леса, ни кустарника поблизости не было, и топливом мог служить лишь плавник, выбрасываемый морем на берег, но собирать его трудно — он не всегда попадается в достаточном количестве. Мрак, окутывавший судьбу норвежцев, не только не рассеивался с этой страшной находкой, но сгущался еще более.
Кости собрали, и пирамидальная груда камней отметила место гибели еще одной жертвы полярной пустыни. Дальше всякие следы прекратились, хотя было несомненно, что тот, кто остался в живых, мог итти в том же направлении, в каком шли охотники. Но как ни велико было их стремление раскрыть до конца тайну, настал день, когда мысль о норвежцах отошла на второй план, и следопытам надо было подумать о себе.
Мясо песца не очень лакомое блюдо, но вскоре и песцы перестали попадаться. Поэтому, когда заметили на льдах несколько темных точек, раздумывали не долго. Добыть мяса надо было во что бы то ни стало, так как консервы давно уже съедены, а эти темные точки были не что иное, как тюлени. Достаточно добыть одного из этих животных, чтобы добраться до о. Диксона — лишь несколько дней пути отделяли их от этого пункта.
Спустившись на лед, занялись охотой. Пока они набивали сумки жирным мясом, море рассердилось не на шутку. Вокруг нарастал глухой шум — это пришли в движение льды. До берега оставалось каких-нибудь пятьсот метров, когда охотники вдруг остановились. Там, где они шли два часа назад, теперь была широкая полоса воды. Лед, на котором они находились, оторвался от берегового припая и, гонимый штормом, медленно двигался в открытое море…
— Ну, Никифор, видно пропадать будем, — сказал Егор. — Много раз попадали мы с тобой в беду, а такой еще не было…
Бегичев ничего не ответил. Плотно сжав губы, он смотрел на свинцовое море, точно спрашивая у него, действительно ли пришел их смертный час. Прошло уже пять дней, как они находились на льдине. Берег давно исчез из вида. Что могло спасти их? В эти места не заходят промышленные суда.
Пищи пока было достаточно, но нестерпимый холод сковывал их члены. Развести огонь было нечем. Чтобы как-нибудь согреться, они боролись друг с другом, скакали по льдинам, но скоро не стало помогать и это. Особенно плохо приходилось Егору — охотясь за тюленем, он промочил ноги, и теперь его трясла лихорадка. Бегичев отдал ему свой шарф, чтобы он мог завернуть ноги в сухое.
Шестую ночь провели в каком-то забытье, в котором действительность мешалась с бредом. Казалось, ночной мрак будет продолжаться бесконечно, но когда дождались тусклого рассвета, это не принесло утешения. Вокруг попрежнему не было ничего, кроме взлохмаченной зыби. Двигались они или нет? — Несомненно двигались, так как льды, как бы ни велики были их скопления, никогда не стоят на месте — их уносит или ветром или течением. Но куда они двигались? Прибьет ли их к берегу или еще дальше унесет к северу?
Так прошел еще один день. Томительное ожидание смерти было нарушено появлением на льдинах большого количества тюленей. Егор отнесся к животным равнодушно, но Бегичев убил одного, набив его мясом сумки. В то время как Егор хотел только одного — чтобы смерть поскорей избавила его от мучений, Бегичев еще не терял надежды на спасение. Его неукротимый дух не хотел мириться с таким бессмысленным концом.
Покончив с тюленем, Бегичев принялся тормошить Егора, чтобы вывести его из сонного состояния, которое в таких случаях является первым шагом к смерти. Стащив с него унты, он принялся растирать ему ноги и скоро добился того, что побелевшая кожа приняла более жизненную окраску. После этого он заставил его перекладывать с одного места на другое мелкие льдины. Больше, как можно больше движений! Но к чему все это, когда гибель, казалось была неизбежна? У Бегичева однако было в голове что-то другое, чего он пока не хотел говорить своему товарищу. Он лишь все чаще посматривал на север, и по мере того как крепчал ветер, а появившееся в северной части неба ватное пятно росло и ширилось, затягивая горизонт белой мутью, его лицо все более и более прояснялось. Такие люди, как Бегичев, готовы умереть каждую минуту и в то же время борются за жизнь до последнего момента.