Всемирный следопыт, 1929 № 09 - Страница 30

Ближайшей целью путешествия был остров Диксон. Только оттуда должны были начаться поиски пропавших норвежцев. Раз они не пришли на Диксон, значит с ними что-то случилось на морском побережье. На Диксоне надо было побывать еще и потому, что тут к охотникам должны были присоединиться двое норвежцев, которых норвежское правительство давало в помощь русской экспедиции. Эти норвежцы беспокоили Бегичева: их должна была высадить на остров шкуна «Таймень», а как быть, если шкуна не прибудет к тому времени, когда они достигнут Диксона? Терять время на ожиданье было невозможно: полярное лето коротко, а только летом можно найти какие-нибудь следы пропавших норвежцев.

В начале июля первая часть пути была закончена — перед путешественниками открылся безграничный морской простор. Он был почти чист ото льдов, и лишь у берегов они скоплялись огромными нагромождениями. Таким же льдом был заполнен и пролив между материком и островом, и это дало возможность тотчас же отправиться на островную радиостанцию, не дожидаясь лодки. К счастью, опасения Бегичева не оправдались: двое людей со шкуны «Таймень» находились на острове. Это были крепкие ребята, не раз совершавшие полярные плавания, и Бегичев остался ими доволен.

Как ни торопились с отправлением, но прошло четыре дня, прежде чем сборы были закончены. Остров Диксон — это оазис среди ледяной пустыни, и там всегда имеются запасы для полярных экспедиций. Отсюда надо было выходить готовым ко всем случайностям, какие могут встретиться на дальнейшем пути. А продолжительность этого пути определялась в три месяца, — три месяца по местам, где нет ни одного человеческого жилья.

Наконец все было готово: запасы провизии перевезены на материк и погружены на нарты. Бегичев и двое норвежцев распрощались с радистами и направились по льду к берегу, где их дожидался Егор с самоедами. Тут север первый раз погрозился путешественникам.

Дул крепкий ветер, и лед в проливе находился в движении. Под напором волн льдины колыхались, налезали одна на другую, образуя местами предательские полыньи. До берега было уже недалеко, когда один из норвежцев вдруг взмахнул руками и в следующее мгновение исчез из вида. Льдины разъехались под его ногами, и он провалился в образовавшуюся полынью. Но норвежец не был новичком в таких делах: погружаясь в воду, он успел повернуть горизонтально палку, которую держал в руках, и это его спасло.

— Вы не суеверны? — спросил Бегичев норвежца, когда тот с его помощью выбрался из воды.

— А что? — улыбнулся норвежец, выжимая куртку.

— Вот если бы тут были наши самоеды, они истолковали бы это приключение как очень плохое предзнаменование. Такой приметы, впрочем, держатся и русские охотники.

— Если обращать внимание на такие пустяки, тогда, пожалуй, тут нельзя сделать и шагу, — сказал другой норвежец. — Я думаю, нам предстоит немало приключений в этом роде.

После этого случая Бегичев окончательно убедился, что норвежцы не будут лишними в трудном путешествии.

V. Навстречу тайне.

Солнце давно уже не покидало бледного северного неба. Как ни медленно совершалось передвижение по заболоченной тундре, но позади осталась не одна сотня километров. Между тем не было найдено ничего, что пролило бы хоть каплю света на судьбу пропавших матросов. Ни следов костра, ни куска тряпки. Крепко схоронила тайну полярная пустыня.

Безмолвие и пустота. С одной стороны — бескрайний простор моря, с другой — такой же простор тундры. То и другое было безжизненно. Однообразие ландшафта нарушалось лишь ослепительно белыми айсбергами, которые показывались иногда вдалеке над морской гладью, а безмолвие тундры изредка оглашалось криками гусей. Побережье моря к востоку от устья Пясины не богато ни зверем ни птицей. Трудно найти более унылое место.

— Проклятая страна! — говорили норвежцы. — Шпицберген лежит севернее, но там летом больше жизни.

Через несколько переходов от реки Пясины характер тундры стал меняться — из болотистой она становилась каменистой. Это однако не уменьшало трудностей похода, так как и на высоких местах почва была заболочена. Берег становился все более скалистым, в одном месте на пути встали такие скалы, через которые, казалось, невозможно было пройти с оленями. Но по внимательном осмотре обнаружили неширокий проход между скалами. Было невероятно, чтобы люди, если только они тут шли когда-нибудь, могли миновать этот проход. Поэтому местность была осмотрена самым тщательным образом.

— В конце концов это странно, — сказал один из норвежцев, когда все собрались к костру после осмотра прохода. — Идя побережьем, это место нельзя миновать, не остановившись тут для отдыха или ночлега. Между тем на это нет никакого намека.

— Может быть следы просто уничтожились? — высказал предположение его товарищ.

— Это невозможно, — заметил Бегичев, — в местах, где богат растительный покров, следы пребывания человека действительно уничтожаются очень быстро. Но тут растительность отсутствует, и следы должны сохраняться очень долго. Обыкновенно кострище в подобной местности сохраняется в течение нескольких лет.

— Значит остается предположить, что они не достигли этого места?

— Пока — да. Хотя не надо упускать из вида и того, что Тессем и Кнудсен шли тут зимой, а потому могли обойти скалы по льду.

Тот факт, что матросы могли часто спускаться на лед, сильно смущал норвежцев, — так можно было дойти до места их высадки и не обнаружить никаких следов. Бегичев однако был уверен, что рано или поздно они нападут на какой-нибудь след. В нем говорил тот инстинкт, который часто предупреждает охотника о близком присутствии дичи. Во время его многолетних скитаний ему не раз приходилось быть в затруднительных положениях, и еще не было случая, чтобы внутренний голос обманул его: слушаясь этого голоса, он всегда находил правильный выход.