Всемирный следопыт, 1929 № 09 - Страница 21


К оглавлению

21

С этого дня Уппа больше не слышал слоновьего трубного клича, львиного рыканья и хищного плача гиен. В негритянской деревне, где он прожил некоторое время, в уши его назойливо забивался гортанный говор туземцев и трескучая речь немецких охотников. Черномазые ребятишки изводили Уппу, дергали его за уши, тыкали палками в глаза, забирались на спину и отплясывали победные танцы. Связанный Уппа хрипел от ярости, отряхивался, но не мог избавиться от своих мучителей.

Смешной лопоухий слоненок следовал за матерью…

Потом белые люди новели его по глухим тропам, через топи, долины и реки. Запуганный, забитый слоненок покорно брел за охотниками, с тоской глядя на мелькавшие по сторонам джунгли…

На третий день пути они очутились в большом шумном городе. С изумлением глазел Уппа на высокие дома. Он принимал их за каких-то исполинских зверей, перед которыми чувствовал себя маленьким и беспомощным. Пугливо озирался он по сторонам, ожидая, что гиганты вот-вот начнут двигаться и раздавят его, Уппу, как бывало отец топтал наглых гиен…

Они шли прямыми аллеями, обсаженными пальмами. Проходили мимо базаров, где кишела разноязычная пестрая толпа. В глаза его ударяло горячее солнце. Грохот повозок, гул голосов, мельканье незнакомых образов. Уппа был оглушен и окончательно сбит с толку. Он испытывал страстную тоску по молоку. Жажда палила его внутренности.

Наконец его привели в просторный сарай и поставили перед ним ящик с литровыми банками сгущенного молока. Осушив одну за другой двадцать банок, Уппа почувствовал блаженство. Он разлегся на мягком, устланном соломой полу и погрузился в сладкий сон, словно в нагретую солнцем коричневую топь. Он так любил барахтаться и кувыркаться в грязи болота рядом с дремавшей матерью. Слоны залезают в болота, чтобы покрыться слоем грязи, предохраняющим их от укусов насекомых.


* * *

Время шло. Уппе было уже около двенадцати лет. Он достигал двух метров в вышину. Ноги были несколько хилые, кожа дряблая. Он привык к жизни в неволе, и воспоминания о джунглях, о матери и отце постепенно гасли в его сознании, словно пламя костра, оставленное охотниками на сырой лесной поляне. Развитие его приблизительно соответствовало развитию четырехлетнего ребенка. Он был кроток, покорен и ленив, как почти все животные — рабы человека.

Аппетит слоненка возрастал непомерно. Он истреблял несметное количество ящиков сгущенного молока, подсчет которым приходилось вести на страницах правительственной приходо-расходной книги под рубрикой «разные расходы». Но пища эта была однообразна, да и выдавалась она ему не всегда аккуратно, случалось Уппе и голодать. Поэтому он увеличивался в росте и объеме не быстрее, чем ствол черного дерева в стенах оранжереи.

Его первый хозяин, молодой охотник, сын резидента германской колонии, уделял ему много времени и внимания. Когда обнаружилось, что кормление слоненка отзывается на государственном бюджете, он задался целью отучить Уппу от молока. Это оказалось нелегкой задачей. Слоненка перевели из сарая в козий загон, чтобы приучить питаться свежей травой и сеном. Но вскоре пришлось его оттуда убрать, так как он пробовал выдаивать хоботом обезумевших от страха коз и переломил хребет двум-трем козлятам, которые оказались его соперниками. Уппу перевели в отдельный загон неподалеку от дома его хозяина. Кадка с водой и охапка сена — вот его ежедневное меню. Лежа на солнце, Уппа предавался сладостным воспоминаниям о круглых банках из светлой жести, заменявших ему материнское вымя.

II. Уппа ищет хозяина.

Однажды утром Уппа напрасно поджидал своего хозяина. Молодой человек поспешно уехал в глубь Африки вместе со своим отцом-резидентом и немецкими чиновниками. Корпус франко-английских колониальных войск высадился на побережье, а известно, что когда десант разворачивает свои действия в какой-нибудь области, подданные враждебной державы спешат убраться прочь, увозя деньги, счетные книги, ценности и кое-какие письма, но никак не ручных слонов. Уппа в числе прочих трофеев перешел в ведение французской администрации, сменившей немецкого резидента.

Солдаты колониальных войск, принадлежавшие к племени, у которого был развит культ слонов, приносили Уппе охапки свежего сена, и он продолжал жить в своем загоне в стороне от превратностей мировой политики.

Пожилой французский чиновник, проживавший в городе, вдали от семьи, оставленной им в Париже, привязался к слону. Каждый день он навещал Уппу, приносил банки сгущенного молока, которые слон с жадностью опустошал. Он нанял негра, чтобы тот чистил Уппу, менял ему воду и задавал корм. Тоскующий по семье папаша находил некоторое утешение в общении с молодым слоном, который заменял ему его далеких детей. Он долго и нежно говорил с Уппой, называл его уменьшительными именами своих сыновей, почесывал ему шею и уши, давал сахару, хлеба и бананов, и порою грустные умные глаза животного встречались с беспокойным усталым взглядом человека.

Но вот исчез и второй хозяин. Здоровью чиновника сильно повредил африканский климат, и он был отозван во Францию. Вернувшись в Париж, он часто рассказывал ребятам о своем приемном сынишке, о его тяжеловесных прыжках, умном взгляде и истребительном аппетите.

Между тем военные действия закончились. Колония окончательно перешла к Франции. Войска были выведены из города. Начались злоключения Уппы. Некому было приносить ему охапки сена. Новый губернатор области был экономный практичный француз. Он не пожелал тратить государственные средства на содержание слона и решил отделаться от Уппы. Но никто из чиновников, которым губернатор предлагал Уппу, не захотел взять его: прокорм обходился слишком дорого. Слона выпустили на свободу.

21